Кудрат Эргашев - Позывные — «02»
Между тем Колька, видя решительное настроение друга, тихонько вернулся на свое место.
— В таком случае, Лазарев, вам придется объяснить это директору, ибо я выполняю его распоряжение, — Елена Павловна с трудом сдерживала раздражение.
Услышав, что с уроков их отпускают по указанию директора, Колька опять пошел к двери. В классе поднялся легкий гул. Ребята всегда были за Славку, но сейчас они его просто не понимали.
— Да брось ты, Славка…
— Плохо, что ли, пойти на игру?
— Характеристику испортят…
Тут и там тихо раздавались реплики. Однако Славка был непреклонен.
— Я прямо сейчас должен идти к директору? — деловито спросил он и, получив утвердительный кивок, вышел из класса. За ним устремился Колька.
Славка постучал в дверь директорского кабинета и, получив разрешение, вошел. Колька остался в коридоре.
— Вы меня вызывали, Владимир Сергеевич? — почему-то решил спросить Славка.
— В чем дело, Лазарев? — удивился директор. — Почему вы не на занятиях? — голос его был строг.
— Меня послала к вам Елена Павловна, потому что я отказался пойти на соревнования.
Решимость Славки постепенно начала убывать, и он даже пожалел о затеянном, но когда директор школы сказал ему, что он не дорожит честью школы, Славка срывающимся голосом ответил:
— Это неправда… мне дорога честь школы, но почему надо нарушать?..
— Что нарушать? — спросил Владимир Сергеевич.
— Все! Все, чему нас учат! — Славка уже не мог сдерживать себя.
Большой педагогический опыт мгновенно подсказал директору, что сейчас, как никогда, важно не перегнуть палку. И хотя его первым побуждением было немедленно пресечь Славкины излияния, именно в этот момент ему стало ясно: случай этот необычный, выходящий за рамки простого непослушания.
— Успокойся, Слава, садись, — Владимир Сергеевич вышел из-за стола, подошел к Славке, сел рядом. — Я слушаю тебя, — улыбнулся директор.
— Все учителя нам говорят, что Устав школы — закон нашей жизни. — Директор согласно кивнул. — Но ведь Устав запрещает во время уроков участвовать в соревнованиях! — почти выкрикнул Славка. — Вот я и не пошел… — Он махнул рукой и, понизив голос, после небольшой паузы добавил: — Но если вы скажете, я пойду…
— Иди на урок, Слава.
Директор встал, тотчас вскочил со стула и Славка.
«Многие говорят, что им все равно, что о них думают, и правильно говорят, — размышлял Владимир Сергеевич, глядя на Лазарева. — Наверное, это просто защитный панцирь… От чего? От мнения окружающих, которое не всегда совпадает с их собственным мнением? Конечно! Пытаясь доказать твердость своих убеждений, эти люди зачастую облекают свой взгляд на вещи и явления в такую форму, которая противоречит внешне мнению других людей. А в действительности? В действительности они лишь отстаивают право на собственное, суждение.
Наверное, так? Но если так, тогда школа должна культивировать уважение к мнению учащегося, развивать в ученике чувство собственного достоинства, а заодно и внутренний стимул к честной, высоконравственной жизни. Это государственный интерес».
— Иди на урок, Слава, — тихо повторил директор.
— На урок? — обрадованно переспросил Лазарев и, увидев кивок Владимира Сергеевича, выскочил из кабинета.
К удивлению ребят и Елены Павловны, Славка и Колька вернулись в класс. После уроков Елена Павловна стремительно вошла в кабинет директора, всем своим видом показывая решимость постоять за себя. Здесь же была и Нина Васильевна.
— Как же это получается, Владимир Сергеевич? — Елена Павловна не скрывала обиды. — Значит, теперь авторитета учителя не существует? — В ее голосе звучали гневные нотки.
— Присаживайтесь, Елена Павловна, — дружелюбно предложил директор. — Мы как раз по поводу Лазарева сейчас беседовали с Ниной Васильевной. — Директор кивнул в сторону завуча и продолжал: — Вы ведь по этому вопросу? Не так ли? Как это ни печально сознавать, но именно ученик преподнес нам весьма поучительный урок…
— Ни во что не ставить учителя? — вспыхнула, перебив директора, Елена Павловна.
— Вы не совсем правы, — вмешалась Нина Васильевна. — Положение действительно сложилось серьезное. Мне думается, именно с позиций педагогических, воспитательных Владимир Сергеевич поступил правильно.
— В самом деле, Елена Павловна, как бы вы поступили, встав перед дилеммой: авторитет учителя и авторитет закона. Ведь именно так стоял вопрос, — увидев протестующий жест Елены Павловны, настойчиво подтвердил он. — И когда Лазарев сказал мне, что пойдет на игру, если я ему прикажу, мне стало ясно, вот этого-то я и не могу сделать. Не могу, ибо тем самым, хотел я того или нет, фактически показал бы ему и всем: соблюдать Устав школы можно не всегда, он обязателен не для всех. Мы сами виноваты, что создалась такая ситуация, и я приношу вам, Елена Павловна, свои искренние извинения.
— Здесь дело не в Лазареве, хотя он причиняет вам немало беспокойства, — видя, как Елена Павловна обиженно поджала губы, подошла к ней Нина Васильевна. — Но, положа руку на сердце, как учитель, разве вы не понимаете: иное решение вопроса неминуемо создаст у ребят мнение, что требование соблюдать закон — это «только разговоры», а в жизни все по-другому. Я убеждена, если сложилась ситуация, в которой надлежит сделать выбор: отдать предпочтение авторитету учителя или авторитету закона, решение может быть только однозначным, прежде всего закон. Конечно, это большая оплошность со стороны всех нас — создавать подобные ситуации, — огорченно призналась она, — и надо приложить немало усилий для выправления создавшегося положения, но принятое решение, согласитесь, единственно правильное.
* * *— Ольга Дмитриевна?
— Да, кто это?
— Здравствуйте. Вас беспокоит следователь Туйчиев.
— Боже! Что стряслось? — тревожно задрожало в трубке контральто.
— Не волнуйтесь. Ничего страшного. Если сможете, зайдите с сыном ко мне часа в четыре, — Туйчиев назвал адрес.
…После того, как магнитофон похитили из квартиры Рустамовых, милиция искала его везде: на базарах и в комиссионных магазинах, в скупочных пунктах и в мастерских по ремонту (а вдруг сломался, и вор отнес его чинить). Но безуспешно — магнитофон нигде не «всплывал».
И вот теперь, спустя несколько месяцев посте кражи, Николай предложил повторить поиск, как он выразился «на бис». «Он хоть и голландский, но поломаться может», — настаивал Соснин. Арслан не возражал, хотя мало верил в успех этого предприятия.
А сегодня утром в кабинет Туйчиева влетел Манукян.
— С днем рождения тебя, дорогой, — крепко пожав руку Арслану, сказал Манукян и протянул длинную узкую коробку. — Извини, подарок с нагрузкой.
— Спасибо, — хмуро бросил Арслан, рассеянно глядя на галстуки. — Откровенно говоря, я ждал от тебя другого подарка.
— Чем богаты… — невозмутимо отпарировал Манукян. — Дареному коню в зубы не смотрят.
— Ладно. Черт с тобой, приходи вечером.
— Вот это мужской разговор! — довольный Манукян сел и занялся изучением собственных ногтей.
— А здесь что? — Туйчиев развернул сложенный вчетверо листок, который лежал на галстуке.
— Я же говорил тебе — нагрузка.
Это была квитанция на ремонт магнитофона «Филлипс» № 713428, принятого мастерской от Лялина В. Т.
— Молодец! Нашел — обрадовался Арслан и погрозил ему кулаком. — Ты начинаешь входить в форму, Манукян. Так держать.
Ровно в четыре в дверь заглянула Вера Петровна.
— Арслан Курбанович, Лялины пришли.
— Пусть войдут.
Высокая молодящаяся дама в модной импортной шубе, с красивым, но сильно располневшим лицом, заметно нервничала.
Ее сын, худенький паренек лет пятнадцати, большими серыми глазами с нескрываемым интересом смотрел на следователя.
— Садитесь, пожалуйста, — Туйчиев достал бланк протокола допроса.
— Может быть, мальчика можно оградить? Я сама в состоянии ответить на все интересующие вас вопросы. В его возрасте это такая психическая травма. — Лялина поправила прическу. — Я хотела взять с собой супруга, но он в командировке в Москве. Ведь он директор завода, вы знаете?
— Мама! — умоляюще произнес сын.
— К сожалению, оградить от вопросов вашего сына нельзя. Обещаю, что никаких психических травм он не получит. Но сначала вопрос к вам. У вас был магнитофон?
— Почему был? — обиделась Ольга Дмитриевна. — У нас есть магнитофон.
— Давно купили?
— Месяца два назад, кажется.
— А до этого у вас не было магнитофона?
Лялина замялась. Она зачем-то открыла сумочку, порылась в ней, закрыла снова, посмотрела в окно.
— Можно мне?.. — встрял Лялин-младший, но мать перебила его:
— Подожди. Я сама. Конечно, у нас и раньше имелся магнитофон.
